В СПАСОВ СКИТ (ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ В 1896 ГОДУ)

В истории почитания величайшей святыни Харьковщины и Слобожанщины, Озерянской иконы Божией Матери, и по сей день остается множество неизвестных страниц. Мы знаем о том, как была обретена икона, о некоторых явленных через неё чудесах, о традиции сопровождавшегося величественными крестными ходами перенесения этой святыни из Куряжского монастыря в Харьков осенью и обратно в монастырь – весной, благодаря которой и был построен наш Свято-Озерянский храм. Гораздо менее известен, к примеру, учрежденный в 1896 году архиепископом Харьковским Амвросием (Ключаревым) обычай перевозки Озерянской иконы на специальном поезде на станцию Борки, в Спасов скит. Икону перевозили для торжественного богослужения в скиту ежегодно, 17-го октября (ст. ст.), в день спасения императора Александра III и его семьи в железнодорожной катастрофе, произошедшей на этом месте в 1888 году.

Помещаемая ниже заметка была опубликована в харьковской ежедневной газете «Южный Край» 19-го октября 1896 года. Её автор, посетивший первое торжественное богослужение с Озерянской иконой в Спасовом скиту, в простых словах рассказывает о своих мыслях, чувствах и впечатлениях. Узнавая о жизни наших предков, о их нравах и традициях, мы обретаем возможность хотя бы отчасти восстановить прерванную линию духовной преемственности, вернуть себе бездумно утерянное наследие.


В СПАСОВ СКИТ
(ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ)

Было 5 часов утра. Харьков утопал в тумане. Стоял мороз в несколько градусов, и на панелях и крышах домов лежал слой инея. На улицах стояла мертвая тишина, и так как по календарю должен был светить месяц, фонари не горели и потому было темно.

Долго громыхал извозчик по глухим улицам и переулкам, прежде чем привез меня на площадку перед вокзалом. Вся эта площадка и самый вокзал были залиты ярким электрическим светом, хотя тихо и безлюдно было на подъезде: не стояла толпа бойких и живых носильщиков, не грохотали подъезжающие и отъезжающие экипажи, не суетились и не сновали пассажиры.

На вокзале, несмотря на ранний час утра, всё освещено; кое-где толпятся пассажиры. У кассы шеренгой выстроились отъезжающие. Слышен стук штемпеля кассира.

— До Спасова скита!

— Рубль десять копеек…

Оказывается, что все едут до Спасова скита. Я беру билет тоже до Спасова скита. В ожидании поезда я сажусь на скамье около буфета третьего класса, спрашиваю чаю и прислушиваюсь к разговорам соседей.

— Уже поезд отправили с бесплатными пассажирами, говорит какая-то чуйка, ни к кому собственно не обращаясь и желая только нарушить томительное молчание. — И сила же народу повалила! Страсть…

— Много уже народу уехало? спросил я.

— Пропасть!

Не знаю уже отчего, — оттого ли что поезд, с которым я ехал, был, слишком ранний из платных поездов, т. е. предназначенных для публики, не привыкшей дорожить копейкой, не умеющей вставать в пять часов утра, чтобы попасть на поезд в шесть, или же оттого, что публики на время поубавилось, — но только в вагоне, где я сидел, народу оказалось немного. Холодно и неуютно было в этом вагоне, и все ежились и молчали, пока не взошло солнце и не нагрело вагона. Но это произошло нескоро, почти в конце трехчасового переезда.

Я прислонился к спинке сиденья, закрыл глаза и скоро впал в полудремотное состояние, при котором трудно различить сон от действительности, когда они причудливо переплетаются в усталом мозгу, и быстро, быстро сменяется в воображении картина за картиной…

Борки… Не доезжая Борок… Семнадцатое октября…

Семнадцатого октября 1888 года сошел поезд с рельс и претерпел крушение, причем несколько вагонов было разбито вдребезги, остальные более или менее повреждены, столько-то людей погибло, остальные спаслись, отделавшись страхом.

Таков был бы холодный и точный газетный отчет о столь частых, к несчастью, крушениях поездов на железных дорогах целого мира. Почему же именно это крушение семнадцатого октября так поразило сто миллионов населения земного шара и сделало из обыкновенной железнодорожной насыпи, из низкой ложбины, только теперь зарастающей, благодаря усиленным посадкам деревьев, — сделало из этого заурядного уголка нашего необъятного отечества место, о котором знает всякий русский, которое всем почему-то дорого, на котором воздвигнут народный памятник, куда едут на поклонение, как на «место свято»?

В этом месте семнадцатого октября восемь лет тому назад проявились сила Божьего Промысла, в который верит православный народ, свершилось неизреченное чудо.

Холодный, сухой газетный отчет перестал быть таковым, потому что не простой поезд сошел с рельс, не заурядные люди, сделавшиеся вдруг игрой слепой случайности, — одни спаслись, другие погибли, а во всей этой ужасающей катастрофе был какой-то глубокий, непостижимый уму человеческому смысл, действовали какие то сверхчеловеческие законы, для которых ничто аксиомы Эвклида…

Семнадцатого октября 1888 года в том месте, куда я еду, свершилось несомненное, объясняемое только Промыслом Божиим чудо. Здесь погибали многие и совершенно невредимы остались Помазанник Божий и Его Семья…

Паломники у Храма Христа Спасителя в Борках

Паломники у Храма Христа Спасителя в Борках

***

Грохот колес вагона, когда они перескакивают с рельса на рельс, производит на меня всегда какое-то удручающее впечатление. Признаюсь откровенно, не люблю я ездить по железным дорогам, так как чувствую себя здесь во власти какой то стихийной силы, — это все равно, что ее обуздал и подчинил себе человеческий разум, и эта стихийная сила мчит меня иногда вопреки моей воле с не желаемою для меня скоростью куда-то вдаль, лишая возможности остановиться и всмотреться в то, что поразило глаз, утомляя взор вечной сменой все новых и новых картин. Есть уголки, которые до того подходят к душевному настроению человека, что здесь охотно остановился бы иной на пути, как в уголке обетованной земли, чтобы отдохнуть душою вдали от сумятицы жизни, вернуть усталой душе желанный покой. Но стихийная сила мчит вас дальше и дальше, унося из обетованного уголка, грозно ревет она: «впе-е-еред, да-а-альше!» и, словно негодуя на кратковременную остановку, выбрасывает миллионы искр из паровозной трубы, шипит, как змей, и застилает горизонт клубами белого пара. Она влечет, эта стихийная сила, вдаль, суля что-то лучшее, еще неизведанное. И как часто обманывает она нас! От райского обетованного уголка, где отдохнули бы, — о да, несомненно отдохнули бы и сердце и душа! — она приносит нас в душный город с его фабриками, заводами, грохотом экипажей, бледной изможденной от голода нищетой, наглым и жалким до боли в своем падении пороком. А благоухающие свежескошенным сеном поля, липовая роща, сонная степная речка, прячущаяся под плакучими ивами, деревенька с чистыми выбеленными хатками под соломенными кровлями, уголок покоя — остался назади вас невозвратно потерянный…

Современная жизнь тоже влечет нас куда-то вдаль, открывая все новые и новые пути к прогрессу. Лихорадочна эта жизнь и не любит она вчерашнего, хотя бы оно было и правдиво и двигало в свое время к высокой цели. Все мы жадно ищем новизны и не дорожим старыми, хотя и вековечными истинами. Горячка современной жизни увлекает нас за собою вперед и зачастую не дает возможности трезво разобраться в жизненных явлениях. И как часто безжалостно обманывает нас эта жизнь, отвлекая от светлого вековечного идеала погоней за мерцающими болотными огоньками, капризно и задорно прыгающими и влекущими нас к себе своим лживым обманчивым светом…

Храм Христа Спасителя и часовня Нерукотворного Спаса. Спасов скит. Вид с Севера

Храм Христа Спасителя и часовня Нерукотворного Спаса. Спасов скит. Вид с Севера

***

Поезд замедляет ход. Мы подъезжаем к Спасову Скиту. Публика в вагоне устремляется к окнам, все крестятся, жадно всматриваясь в густой туман. Вырисовывается величественный храм очень оригинальной архитектуры. Вагон едва заметно ползет по огромной насыпи и, наконец, плавно проходит мимо вершины часовни, часть которой там внизу под этою насыпью, под этими рельсами с четырьмя мраморными досками внутри на стенах часовни, с мраморными досками, на которых отмечено ужасное событие и названы имена убитых при катастрофе. На платформе, вблизи скита, толпа богомольцев. Что за разношерстная толпа! Тут и степенные апатичные хохлы в праздничных свитках, и великороссы, и купцы, и франты, и чиновничьи околыши разных ведомств, и женские платья всевозможных цветов и оттенков — все это торопится в Скит, где в небольшом деревянном храме начинают звонить к поздней обедне.

Объявление в газете «Южный Край» от 16-го октября 1896 г.

Объявление в газете «Южный Край» от 16-го октября 1896 г.

Шестнадцатого октября накануне празднования дня чудесного избавления Царской Семьи от смертельной опасности, в Скит была привезена в первый раз в этом году чудотворная икона Озерянской Божьей Матери. Таким образом, кроме издавна установившихся крестных ходов с перенесением чудотворного образа Божьей Матери — весною в Куряжский монастырь из Харькова, осенью из Куряжского монастыря обратно в Харьков и летом — из Куряжского монастыря в Озерянку, где впервые появился чудотворный образ Божьей Матери, с нынешнего года устанавливается новый перенос или, вернее сказать, перевезение иконы по железной дороге в Спасов Скит. Здесь к дню 17-го октября собирается население окрестных сел, многие приходят издалека, так что идут до Скита дня по три; сюда же к этому дню едут богомольцы из Харькова, переполняя поезда железной дороги. Присутствие всеми чтимой святыни на этом торжестве будет привлекать сюда все большее и больше число богомольцев. В виду этого есть основание думать, что около Скита постепенно образуется новый поселок, разовьется ряд промыслов, которые будут давать окрестному населению новый заработок. Пока, однако, все еще не наладилось и не устроилось как следует. Так, например, в этом году народ, пришедший на богомолье, не мог зачастую найти себе ночлега, так как все гостиницы в ските были переполнены до последней степени. Многие богомольцы вынуждены были ночевать под открытым небом, а ведь теперь ночи холодные с утренниками и сырыми туманами. Многие зарывались в стога с сеном, ища защиты от холода. Трудно, почти невозможно было достать и кипятку для чая, так как, благодаря большому стечению народа, не хватало воды даже для питья, и колодцы вычерпывались до дна. Очевидно, что, с установлением торжественного перевезения иконы в Скит ко дню семнадцатого октября, необходимо будет устранить все эти неудобства.

Первый (деревянный) храм Христа Спасителя в Спасовом скиту

Первый (деревянный) храм Христа Спасителя в Спасовом скиту

В небольшой деревянной церкви Свита начинается радостный трезвон колоколов, — то отошли часы, и начинается крестный ход в храм на месте крушения. Из южных дверей храма выносят хоругви, выходят певчие, уездные полицейские власти, выходят начальник губернии и харьковский городской голова с образом Озерянской Божией Матери. Преосвященнейший Петр, епископ Сумский, в торжественном облачении, духовенство белое и черное, почетные гости, а далее толпа молящихся во храме богомольцев неудержимым потоком вытекает из храма и следует за образом.

Просторный светлый храм на месте крушения не может вместить и десятой части этой толпы, и вот она располагается кругом храма, быстро раскупает восковые свечи, которые, пройдя чрез тысячу рук от одного к другому, попадают, наконец, в храм. Не попавшие в храм направляются к пещерной часовне, что в насыпи полотна железной дороги.

Я пошел вслед за толпой в часовню, я был на этом месте и пережил несколько минут священного мистического ужаса, так как это место — «место свято».

Спасов скит, Храм Христа Спасителя

Спасов скит, Храм Христа Спасителя

Что было здесь восемь лет тому назад! С каким ужасающим грохотом проносились над этим местом массивные вагоны Царского поезда, какой треск и гром потряс всю насыпь, когда сходили эти вагоны с рельсов, разбиваясь вдребезги. И вот как раз на месте этой часовни вагон с Царской Семьей потерпел крушение. Его крыша, тяжелая массивная крыша трещала и сворачивалась, как тонкий картон, над головами Царя и членов Его Семьи и, как громадный зонтик, накрыла ехавших. А потом выходит из-под обломков вагона покойный Государь. Уже не за себя боится Он, так как Бог сохранил Его невредимым, Он собирает Свою Семью, — все живы, все уцелели! Даже младенец — девочка Великая Княжна Ольга Александровна отделалась только одним испугом, выброшенная из вагона на песок.

Серый дождливый октябрьский день… Вечереет… Холодно и пусто кругом… Надо подавать помощь раненым, спасать их из-под обломков. Пережившие крушение начинают, по приказанию Государя, спасать погибающих, а Царь и Царица ухаживают за ранеными, принимают их последний вздох.

Император Александр III в Спасовом скиту

Император Александр III в Спасовом скиту

Я иду на это место, где, забывая о Себе, восемь лет тому назад ухаживало за ранеными Царское Семейство, великодушно проявив одну из высочайших добродетелей человека — милосердие и сострадание. Теперь здесь пышный, полный света храм, сооруженный Спасу-Христу благодарным народом за спасение любимого Монарха. Если часовня наполняет сердце благоговейным ужасом, то этот светлый, сияющий тысячами огней, оглашаемый радостными песнопениями клира храм пробуждает в душе восторг, дает каждому мыслящему и чувствующему русскому человеку бодрую уверенность в своих силах, открывает ему светлый идеал христианской жизни. «Любите друг друга» — такова заповедь Божья. И её одну твердил на Патмосе престарелый Иоанн своим ученикам, давая им понять, что в этих трех словах весь закон христианский, пересоздавший древний мир, обновивший ветхозаветного человека. И здесь, на этом месте, восемь лет тому назад русский народ увидал, какой горячей любовью полно Царево сердце, как любит Он русский народ. Здесь русский народ еще раз объединился со своим Царем в великом чувстве любви.

Начинается радостный трезвон колоколов. Я чувствую легкое головокружение при взгляде на море голов молящейся толпы, которая плавно двигается вслед за крестным ходом к часовне, где по окончании обедни совершается торжественное молебствие. Потом икону перенесли обратно в храм, где она до четырех часов пополудни находилась среди храма, и богомольцы прикладывались к образу.

С первым отходящим в Харьков поездом уехал я из Спасова скита, сохранив в сердце неизгладимые воспоминания об этом месте. Поезд, в котором я ехал, был переполнен до последней возможности. Железнодорожный контроль не мог пройти по вагонам и поезд остался не проконтролированным. Но эта теснящаяся толпа, словно наэлектризованная, встала, как один человек, со своих мест и начала креститься, когда вагоны проходили через то место, где из-за высокой земляной насыпи показалась вершина часовни-пещеры. И только через несколько минут глубокого молчания заговорила эта толпа…

Путник.